Французский христианский поэт-символист и прозаик.

Поль Клодель писал о нем:

«Рассеянные, невнимательные люди не желали внимать ему, но Бог услышал его. В затерянном уголке Берна у этого вечно раненого человека хранилась чаша холодной воды, и он неустанно повторял: “Я жажду”. Уже давно великие поэты XIX века напоили нас упреками, иронией и богохульством. Философы давно критиковали его, романисты злорадствовали, отрицая его труд, клевеща на его творения, затеяв злую игру и вытащив на свет грязь, глупость и преступления. И вот нежданно-негаданно в день Пятидесятницы некто останавливается в центре этого великолепного мира и осмеливается сказать: “Это прекрасно!” Смиренная и простая жизнь в окружении простых людей, хлеб наш насущный, наш ежедневный мир меж утренней и вечерней молитвой, и без всякого презрения к этой жизни он говорит: “Прекрасно!” Он смотрит на небо, устремляет взор к звезде, сверкающей над лурдской колокольней, и произносит одно-единственное слово, забытое всей нашей литературой и всей нашей поэзией, — “Благодарю!”»

Дмитрий Крючков писал о нем:

«Жамм говорит нам о стыдливости Красоты. И подлинно, нужно подойти с молитвой и тихим раздумьем к этой лесной красавице — она пуглива, она утонченна, от нее пахнет небом и солнцем, золотом ржи, тонким ароматом поблекшего шелка и молитвенного ладана, притворами маленьких, смиренных сельских церквей.

И еще черта Жамма — он католик. Не мистик, не теософ, а верный, покорный сын римской Церкви. Он говорит в предисловии к «Христианским георгикам»: «На пороге этой книги объявляю, что я — католик, смиренно преданный всем велениям моего Папы Его Святейшества Пия X, говорящего во имя истинного Бога». Какая простота и пленительная уверенность, нежная, наивная радость в его немногих словах! Точно этот поэт пришел к нам из тех пленительных сумерек, когда люди пламенели любовью к язвам Христовым, когда ежечасно, ежедневно, на всех концах земли, отроки и девы, жены и мужи венчались нимбом святости и видели отверстые небеса. Не так и много написал Жамм, но в каждой книге его бьется пламенное сердце, яркой лампадой светит спасительная вера в Искупителя человечества…

Я был ребенком грустным и простым… говорит он. Грусть и простота — вот основные черты его творчества; смех детей и ангелов возможен — и те и другие в райских грезах, в голубых снах видят лучистое будущее, сверкающее настоящее. «В мире скорбни будете» — и сам Сказавший это никогда не смеялся. Грусть Жамма не печаль, не безнадежность, а торжественная закатность, воспоминание ароматное о прошлом, и зреющая, неколебимая надежда на Будущий День. Молитвы его родились в темных хижинах, у пылающих очагов, у стад бредущих по горам, в таинственных, душистых лесах. Он видит Рай так, как мы — повседневность; для него это — реальность, не красивый миф городских людей, а подлинное, божественное жилище, неувядающая прелесть. И он говорит о нем:

И сделай, Господи, чтоб я в него вошел

Как много поработавший осел,

Который бедность кроткую несет

К прозрачной чистоте небесных вод.

Какой прекрасный, нежный венок можно сплести из названий книг Жамма, — «От утрени до вечерни», «Печаль весен», «Торжество жизни», «Небесные просветы», «Христианские георгики». Мистические, благоуханные цветы — их не скосит Время, не сорвут самоуверенные слепцы эти книги — колосья ржи, принесенные в дар младенцу — Богу и его непорочной Матери.

Душа страдавшая при жизни много,

Пред тем как перейти навек в Небесный Сад,

Пускаясь в океан воздушный, пред дорогой

Колеблется и возвращается назад».

Поль Клодель «Смерть Франсиса Жамма»