«Выходит так, что стихи я пишу более двадцати лет, почти четверть века. Рано, в четыре года, научившись читать, не то чтобы жизнь я подгонял под книги, прочитанное не становилось для меня наркотиком, не уводило в параллельные миры — нет, сама жизнь, пряная, смачная, потрясающая, врывалась в литературу, одно совпадало с другим, и выявлялась полифония жизни, окружающее через искусство слова обретало истинное звучание и смысл, в сердце прорастала уверенность, что всему живому задано было в начале — слово. (О Слове, Божественном Логосе, Втором Лице Троицы, я узнавал косвенно, не впрямую — Евангелие открылось мне только на тридцатилетнем рубеже; я узнавал — Христа, не о Христе — через, в том числе, строки поэтов, часто — между этих строк, как, скажем, советский человек во времена воинствующего безбожия выискивал полезную информацию между строк «Словаря атеиста»).

В одном месте на карте обозреваемой мною жизни обозначен провал: в 1996 г. писать стихи я перестал. Этот год ознаменовался многими событиями, и главное из них — я принял крещение в лоне Православной Христовой Церкви… Господь долго меня искал — и нашел. Мы нашли друг друга — не в умозрении, а в конкретном бытийном акте, который часто имеют в виду под словом «обращение». Почему перестали писаться стихи? Видимо, спрятавший в них, как в песок, голову страус вдруг почувствовал, что песок — ме´лок, зад торчит наружу… Стихи перестали быть единственным смыслом жизни и ушли (тогда я не знал, что ушли не навсегда и не перестали быть одним из смыслов жизни, пусть и не единственным… Напротив, я дал обет больше не касаться старых стихов и не писать новых. Не правда ли, все наши обеты, даваемые Богу, немного нелепы? Хорошо, что Он слушает их вполуха и смотрит на нас с улыбкой, как мать — на неразумное дитя! У русских есть такая пословица: «Слушал бы Бог пастуха — всё бы стадо передохло»). Придя в Церковь, я стал довольно активным ее прихожанином, открыл для себя и Священное Писание, и огромный пласт христианской литературы, в которую и погрузился с упоением. Это богатство наполняло ту часть моей души, которая до того пустовала. Одновременно с этим произошли перемены и в моей внешней жизни: мне было предложено стать священником, рукоположение было совершено в 1998 г., и с тех пор я служу в Спасском соборе города Минусинска в Сибири, моя семья — жена и трое детей — семья обычного попа, и иной доли я себе и не желал бы.

С некоторых пор одним из мерил того, что делает тот или иной поэт, для меня стало то, способен ли поэт говорить не только о себе самом, видеть и любить не только себя и свои переживания, но и кого-то другого, в том числе — и Другого, Бога и ближнего в их трагическом, смертельном, прекрасном бытовании. Именно открытость другому (высшая ее форма — любовь) делает индивида, замкнутого на себе, — личностью, уникальной и неповторимой», —

писал о себе и своем творчестве отец Сергий Круглов в предисловии к сборнику своих стихов «Переписчик».